№1063 Михаил Стальнухин
Независимый кандидат
Ида-Вирумаа

Перед вами выступление от 13 февраля 2023 года. С русскими субтитрами. Перевод стенограммы (16:55 Mihhail Stalnuhhin):

Пояснение: 13 февраля Рийгикогу принял закон, сильно облегчающий засекречивание на 30, на 50, на 75 лет информации, которую кто-то считает ненужным доводить до сведения общественности. Или до суда.

К этому законопроекту было сделано 174 поправки, и правительство решило опять провести голосование по доверию (об этой форме голосования смотри видео «И тут мне как стало везти!»). А видео – это завершающая речь, достаточно рутинное мероприятие по высказыванию своей позиции на втором чтении.

Уважаемые коллеги! В первой половине прошлого века, вернее, в его первой трети орудовал в США человек по фамилии Барнум. Он был владельцем нескольких музеев и цирков – и великий мастер рекламы. Так, например, долгие годы показывал он американцам создание, которое ниже пояса было рыбой, а выше пояса – женщиной. Всего за 5 центов можно было ознакомиться с этим экспонатом, им полюбоваться.

Когда же интерес начал падать, он (Барнум) организовал в медии такие статьи, что, мол, ученые выяснили, что оно (создание) не является наполовину женщиной, у него уже растут усы и борода. Это означает, что можно предположить… Ну и на следующий день помещение (русалки) было снова полно народу.

Зачем я вам это рассказал? Не скажу! Я засекретил эту информацию на 75 лет!

Послушайте, иногда в то, что в этом зале происходит, просто невозможно поверить. Я хотел бы рассказать вам одну историю.

Когда я на эту тему сделал запрос и послал юристам, чтобы они проверили, все ли ссылки сделаны в соответствии с законом и т.д. и т.п., то уже на следующий день я получил ответ, что, мол, уважаемый гражданин Стальнухин, приглядитесь к материалу, на основании которого сделали запрос. И, посмотрев, я обнаружил надпись такими малюсенькими буквами, что это (этот материал) засекречено на 75 лет.

И в чем там было дело? Теперь у меня возникнут чисто филологические сложности: я должен так пересказать вам суть, чтобы вы не поняли, о чем и о ком я говорю. Ну, я попытаюсь.

В одном маленьком эстонском городе его самый высокий чиновник самостоятельно занимался организацией госпоставки и заходил так далеко, что сам проводил переговоры, сам принимал решение – и он (при этом) так смел в своих решениях, что даже не смотрит, что имеет дело со старыми знакомыми, приятелями, друзьями и так далее.

Но другой умный человек об этом узнаёт, и поскольку он юрист и еще и член горсобрания, то он посылает письмо на эту тему в Министерство финансов – его я могу вам назвать, в этом нет абсолютно ничего секретного. И оттуда (из минфина) получает ответ, что с первым чиновником они (минфиняне) встретились, он признал свою ошибку и больше так делать не будет.

Значит, я знаю точно, что если бы я нарушил правила госпоставки, что имело место (в этом маленьком городе), то мною занималась бы вся полиция Эстонии. Я их не нарушаю, у меня нет на это желания и возможности тоже нет. Но человек нарушил – и теперь выясняется, что у закона два лица, как у одного древне-греческого бога: одним, злым и страшным, он смотрит на меня, другим, улыбающимся, на эту даму (нарушившую правила).

Одного мы (если что) призовем к ответу, другую – ни в коем случае, лучше засекретим (дело) на 75 лет. Пусть наши наследники через 75 лет покажут ей пальчиком: ай-ай-ай, так нельзя делать! Вот результат излишней засекреченности. И то, что это (этот закон) принимается голосованием по доверию, это тоже очень плохой знак. Немыслимо плохой знак.

Мы уже живем в условиях известной фразы: друзьям всё, остальным закон. Закон в его карающем смысле. И еще: в этот раз я не могу сказать, что, мол, у меня есть подозрение, что этот закон может оказаться качественным; он ни в коем случае не таков. Но голосование по доверию (правительству) просто не оставляет мне возможности его поддержать.